Угроза реальная и выдуманная

– Все, что вы рассказываете, прямо противоположно тому, что мы привыкли думать об органических фермах.

– Естественно. У сельскохозяйственных химикатов плохая репутация. Большинство граждан уверено, что удобрения и химические вещества для борьбы с вредителями стали активно применяться после Второй мировой войны. Но это не так. Химизация сельского хозяйства началась еще в 1880−х годах, то есть в благословенные старые годы. Боже мой, вот тогда были действительно ядовитые способы… Для борьбы с насекомыми поля обрабатывались никотином, смертельно опасным для людей ядом. Если вы в течение пяти-шести часов после обработки решили бы пройти по такому полю, то с мокрой травы на вашу кожу попало бы столько яда, что вы бы гарантированно умерли.

Но с тех пор сельскохозяйственная химия добилась необыкновенных успехов. Люди плохо представляют себе, в каких крошечных концентрациях используется сегодня химия. Вот смотрите: у меня есть собака, и я время от времени обрабатываю ее средством от блох – имидаклопридом. Достаточно нанести на шерсть несколько капель – и у собаки не будет блох целый месяц. После этого собака живет дома, она спит на диване, она может прийти и лечь на мою подушку. Я ее глажу, играю с ней, с ней играют дети. И нет никакой угрозы ни для меня, ни для других людей. И это при непосредственном контакте! Так вот, этот же препарат активно используется в качестве инсектицида на полях, но только концентрация его вдесятеро меньше! И там нет никакого контакта с человеком. Так чего тут можно бояться?

– Бояться всегда чего-то можно. Но вы, в свою очередь, полагаете, что современные продукты сельского хозяйства совершенно безопасны?

– Человечество никогда раньше не имело таких средств анализа продуктов питания, какие есть сегодня. И никогда раньше пища не была такой безопасной. Проблема в том, что мы стали задумываться об этой проблеме тогда, когда ее уже решили.

Вот смотрите: в США действует отличная система национального мониторинга продовольственной безопасности. Она появилась после двух вспышек заболевания сальмонеллезом – в 1997‑м и 2002 годах. Тогда отравление было вызвано острым перцем. Агентство по надзору за продуктами питания и лекарствами создало тогда новую систему контроля, которая позволяет отследить множество единичных отравлений, произошедших в разных точках страны, проанализировать так называемые генные отпечатки вызвавших отравление микроорганизмов, сравнить продукты питания, которые употребляли пострадавшие, и таким образом уверенно определить источник отравления.

Например, у нас есть два отравления в Айове, пять в Иллинойсе и еще десять в Техасе. Раньше мы никогда не нашли бы связь между ними, а теперь знаем, чем именно эти люди отравились. Лет двадцать-тридцать назад эпидемиологические службы засекали только единичные массовые отравления. Скажем, прихожане церкви устроили пикник, кто-то принес салат – и все слегли с отравлением. Отлично, этот случай регистрируется. Но отдельные отравления в разных штатах невозможно было свести в единую картину. Теперь мы это можем. Фактически мы пришли ночью на кухню, включили свет, и – бум! – во все стороны разбегаются тараканы. Это не значит, что тараканов там раньше не было. Мы их просто раньше не видели.

– То есть отравления овощами и фруктами были нередки и раньше?

– Традиционно считалось, что большинство пищевых отравлений происходит при употреблении молока, мяса или яиц. Теперь мы знаем, что это не так. Подавляющее большинство отравлений вызывают овощи и фрукты. Дело тут в том, что мясо, молоко и яйца мы подвергаем термообработке. Зелень же едим сырой.

Теперь самое главное: есть ли у нас технология, позволяющая избежать этих отравлений? Мы ведь не можем сделать так, чтобы дикие птицы не гадили на поля, где растут овощи, и не заражали эти поля своей патогенной флорой. Но у нас есть технология, позволяющая стерилизовать овощи и фрукты, делать их безвредными. Мы изобрели ее еще век назад, когда придумали консервирование. Сегодня вы можете открыть мясные консервы, закатанные сто тридцать лет назад, – и это мясо можно есть. Мы пастеризуем молоко. Точно так же мы можем пастеризовать всю пищу. Мы уже используем ультрафиолетовые лампы, чтобы стерилизовать листовой салат. Мы можем использовать ионизирующее излучение для пастеризации других овощей. Или гамма-излучение. Мы можем обрабатывать овощи газом, убивающим микроорганизмы на поверхности овощей, и закатывать после этого эти овощи в герметические упаковки.

– Подождите, вы как вообще представляете себе продажу таких овощей? «Покупайте свежие овощи, обработанные источниками гамма-радиации»?

– Эти методы пастеризации овощей разработаны полвека назад. Все это время они применяются для обработки еды космонавтов. Потому что мы не хотим, чтобы наши космонавты свалились на орбите с отравлением. Именно так обрабатывается еда для больных с пониженным иммунитетом. Для носителей ВИЧ, например. И до сих пор нет никаких доказательств, что этот способ обработки может быть опасен для человека. Иными словами, противники такого способа боятся дьявола, которого мы не знаем и которого, скорее всего, вовсе нет. И предпочитают ему дьявола вполне реального и очень большого.

С пастеризацией молока раньше происходило то же самое. Все говорили: какой кошмар, что за пастеризация! Асегодня мы пастеризуем почти все производимое молоко, и оно гораздо более безопасно, чем непастеризованное. Десятки детей каждый год травятся непастеризованным молоком, потому что их родители полагают, что оно более здоровое и полезное, и специально его ищут и покупают. Я скажу так: те, кто хочет воссоединиться с матерью-природой, постоянно забывают, что мать-природа – она очень даже зубастая.

Коровы и навоз

– Мне нравится образность ваших выражений. Но давайте посмотрим на другие популярные представления о сельском хозяйстве. Мои родители, например, активно удобряли свой огород коровьим навозом. Это тоже неправильно?

– Коровий навоз – это естественный, можно сказать, основной резервуар для патогенных микроорганизмов. Вообще, в этой области проведено слишком мало исследований. Но, например, исследования Университета Миннесоты показывают, что вероятность подхватить сальмонеллу из овощей, выращенных на органическом поле, в три-пять раз выше, чем из обычных овощей. Серия отравлений шпинатом, прошедшая в 2006 году, тоже отслеживается вплоть до органической фермы, куда микрофлора была занесена, как утверждалось, диким кабаном. Но, понимаете, все коровы являются носителями кишечной палочки E. coli 0157. Это нормальное их состояние. Поэтому, чтобы подхватить на органической диете кишечное отравление, кабаны совсем не нужны.

Или вот посмотрите на вспышки гриппа. До сих пор сторонники органического сельского хозяйства утверждают, что главное зло – это крупные фермы, где содержится большое количество однотипных животных. Но мы знаем, что самые массовые и активные вспышки птичьего гриппа имели место в Юго-Восточной Азии, где преобладают небольшие фермы. На таких фермах живет по чуть-чуть разных животных – несколько свиней, несколько кур, лошади и так далее. Всемирная организация здравоохранения уже много лет безуспешно пытается убедить этих фермеров держать животных отдельно и минимизировать их контакт с дикими животными, полагая, что именно в этом главная причина вспышек гриппа. И, знаете, я куда больше верю ВОЗ, чем каким-нибудь хиппи, утверждающим обратное.

– Но покупатели склонны полагать, что выращенные на свежем воздухе животные дают лучшее молоко и мясо. Что гуляющие по двору куры несут лучшие яйца.

– Покупатели чаще всего не понимают, насколько современные технологии увеличили производительность сельского хозяйства. По статистике, коровы, пасущиеся на лугу и едящие траву, требуют в три раза большей площади пастбища на единицу произведенного мяса, чем коровы, выкармливаемые зерном. И это, кстати, данные по Айове, где очень производительное сельское хозяйство. Кроме того, коровы с травяным кормом производят на 43 процентов больше метана – весомый вклад в глобальное потепление. Итак, в три раза больше площади и на 43 процента больше метана. Нет, я серьезно не понимаю, как можно желать перевести коров на травяной корм.

– После того, что вы рассказали, я боюсь даже спрашивать про выращивание рапса на биотопливо…

– И для этого у нас тоже нет земли. Если мы пустим под производство биотоплива 25 процентов всех сельхозугодий мира, мы сможем заменить лишь 10 процентов потребляемой в мире нефти. Вы сами видите, что это бессмысленная затея, крайне неразумное расточительство ресурсов. Есть гораздо более эффективные способы решения энергетической проблемы – уголь, ядерная энергия. В будущем, возможно, это будет еще и энергия ветра или солнечная энергия, но сегодня эти технологии пока недостаточно развиты. Например, в Дании 20 процентов энергии производится на ветряных электростанциях, но если ветер стихает, то приходится заводить резервные традиционные генераторы. То есть генерирующие мощности приходится строить в двойном количестве.

Цветущий мир

– Если верно все, что вы говорите, то почему уверенность потребителей в полезности органического сельского хозяйства так устойчива?

– Рынок органических продуктов – это индустрия с оборотами в миллиарды долларов. Разумеется, занятые в бизнесе ритейлеры держатся за прибыли. Тем более что покупатель готов переплачивать за ощущение того, что он вкладывает деньги во что-то полезное и хорошее. При этом я не склонен считать, что фермеры, работающие в этой отрасли, сознательно врут о качестве своих продуктов. Эти ребята, если посмотреть трезво, вообще лучшие фермеры мира. Они умудряются получать урожаи, работая с неэффективными, крайне трудоемкими технологиями. Кто же действительно снимает пенки со всего этого, так это ритейлеры.

Ну а что касается потребителей, то люди вообще плохо знают историю фермерства. Даже наши дедушки и бабушки часто умирали молодыми от недоедания и вызванного этим ослабления организма. Американское правительство разработало рекомендованные дневные нормы микроэлементов, когда во время Второй мировой войны поняло, что призванные в армию молодые люди из провинции – просто дистрофики. А это были дети фермеров! Вроде бы кому как не им быть здоровыми и откормленными во времена старого доброго сельского хозяйства? Но нет, они были весьма хилыми. Так вот, те старые добрые времена, которые мы любим идеализировать, на самом деле были чертовски недобрыми.

– Как вы полагаете, отторжение биотехнологий может быть преодолено?

– Пока тут слишком много идеологии. Например, есть отличный способ увеличить выживаемость и продуктивность томатов. Мы добавляем в томаты один ген, уже имеющийся в томате и отвечающий за перенос веществ в клетку, и растение становится гораздо более мощным. Один ген, уже имеющийся в этом томате! И после этой манипуляции мы обязаны маркировать этот томат как «генно-модифицированный». Человек каждый день съедает томат с этим геном, поглощает эти гены массово, ничего с ним не происходит. Но если мы добавляем тот же самый ген, просто дублируем его, то это уже требует маркировки…

Я действительно не понимаю некоторых защитников природы. Мы бьемся всем человечеством, чтобы сделать наши автомобили более эффективными. И радуемся, когда это получается. Но при этом не пытаемся сделать более эффективным наше сельское хозяйство. Впрочем, я думаю, что лет через десять-пятнадцать паранойя будет преодолена. И тогда наступит эпоха биотехнологий. Мы сможем выводить новые овощи, мы сможем бороться с насекомыми с помощью тонких биотехнологий, мы сможем выращивать особо устойчивые зерновые и применять для повышения урожаев еще меньше удобрений. Это будет цветущий мир. Генетически модифицированные сельхозкультуры, вобравшие весь опыт последних двадцати лет. Не нуждающиеся в инсектицидах, гербицидах. Это будет торжество синергии лучших технологий, поддерживающих друг друга.

Людвигсхафен–Берлин